Любовь к отеческим гробам, ставшая в новой России приметой времени, делает уместным
и органичным одновременное поклонение самому широкому кругу объектов - от Петра
Великого и столыпинских галстуков до социалиста Керенского (как неопровержимо
доказали историки, последний убегал из России вовсе не в женском наряде). Эклектичное
правосознание политических элит не могло оставить без внимания и выдающуюся корпоративную
дату - 100-летие первого заседания Государственной Думы. То ли без учета разницы
солнечных календарей, то ли от нетерпения - торжества, сопровождавшиеся раздачей
государственных наград и денежных премий, были организованы по старому стилю –
за 13 дней до того как Думе действительно исполнилось 100 лет.
Возвращение к истокам проявляется не только в использовании юлианского календаря,
но и в подчеркнуто триумфальном тоне торжеств (израсходовано в два с половиной
больше средств, чем планировалось). Многие десятилетия думцы изображались исключительно
в гротескном стиле, именно благодаря им в русском языке появилось выражение "говорильня",
а диалог депутатов о путях преодоления кризиса ("Пороть надо!" "Пороть всех без
разбору!" "Конечно, по закону?" "Но пороть!") стал не только классикой отечественного
кинематографа, но и символом гибкости взглядов народных избранников. Сейчас маятник
двинулся в обратную сторону – некое подобие законодательной власти эпохи царизма,
благодаря искусству политтехнологов ставшее послушным придатком госаппарата, Государственная
Дума предстает перед нами ареопагом мудрецов, которому только неудачное стечение
обстоятельств, инертность власти и неразумие народа помешала сделать страну раем
на земле. Само собой, период так называемых совдепов рассматривается как печальное
недоразумение, вынужденный перерыв в развитии парламентаризма, а современная Дума
мыслится как прямая наследница великих законодателей прошлого, которая высоко
поднимает их знамя над головами удивленного народа, вечно чем-то недовольного
(по опросам около 60 % избирателей относятся к ней негативно). Можно было бы предположить,
что нынешние парламентарии не слишком хорошо ориентируются в загогулинах истории
своего учреждения (например, в юбилейном буклете думское делопроизводство иллюстрируется
фотокопией анкеты депутата Малиновского, провокатора, который был при советской
власти расстрелян за сотрудничество с охранкой), однако старую и новую Думы действительно
многое объединяет.
Как прозорливо писала пресса в 1906 г., "подобно горе, которая кажется на расстоянии
величественнее и огромнее, чем вблизи", день открытия Думы "еще многим поколениям
будет казаться великим историческим днем", хотя реальность, как отмечалось, все
еще была далека от идеала. Некоторые упреки в адрес старой Думы – по поводу дискриминационного
порядка ее формирования, ограниченности возможностей, склонности к компромиссам
с властью (которой особенно благоприятствовала привычка царя время от времени
разгонять ее в случае разногласий) - не всегда справедливы. Специфический порядок
голосования – как и в первых советах (которые достаточно заклеймлены за пренебрежение
демократическими принципами), различные классы имели в Думе неодинаковое представительство,
и возможности их влияния были различны – не является чем-то невиданным. Еще в
Древнем Риме преимущество состоятельных граждан было запрограммировано в системе
голосования, а в колыбели мировой демократии – Афинах – бедняки просто отстранялись
от государственной деятельности. Не слишком далеко продвинулись по пути демократии
и великие державы начала XX в. – женщины приобрели избирательные права намного
позже, а от непрямых выборов США, например, не отказались до сих пор. Не считаются
несовместимыми с демократией и другие дефекты политической системы царизма – вместо
обещанного манифестом 17 октября однопалатного парламента, без согласия которого
не мог издаваться ни один закон, Россия получила орган, чьи решения требовали
утверждения Государственным советом и царем, не имеющий возможности контролировать
правительство и не способный изменять основы государственного устройства. В России
такой парламент существует по сей день и не мечтает о лучшей участи, видя свое
историческое предназначение в том, чтобы как можно точнее исполнять указания Кремля.
В истории государственных дум много других повторов – первая из них, просуществовавшая
всего 72 дня, напоминала съезд народных депутатов, посвятив себя полемике с правительством
по поводу действий властей. После ее роспуска по причине несходства взглядов с
хозяином русской земли, как характеризовал себя царь Николай, вторая Дума оказалась
еще более левой. Был до революции и свой "указ № 400" - роспуск второй Думы и
назначение выборов на основании нового избирательного закона, что вошло в историю
под названием третьеиюньского переворота (издание законов в обход думы запрещалось
манифестом 17 октября), случались и аресты неподходящих депутатов. Укрепление
электоральных позиций имущих классов дало свои результаты - черносотенная третья
Дума отработала весь свой срок, как бы сейчас выразились аналитики, весьма плодотворно
– издала множество законов, удовлетворяла все потребности правительства, и четвертая
Дума, несомненно, превзошла бы ее, если бы не иррациональное поведение народа,
никак не желавшего понимать историческое значение законотворческих усилий.
Как сейчас, так и 100 лет назад, народную волю было не так просто втиснуть в
прокрустово ложе разнообразных партий, которые в большинстве своем мало чем отличались
друг от друга. Например, октябристы отделяли себя от монархистов высокой оценкой
царского манифеста, тогда как правые, которых и без того неплохо кормили, считали
конституционный акт пустой тратой времени и сил; но и тех, и других объединяло
понимание чаяний и нужд правительства, чьи начинания встречали в этих рядах самую
деятельную поддержку. Не возражали в принципе против царской власти и кадеты -
при условии скорейшего решения аграрного вопроса и дарования ряд прав и свобод;
позднее они сместились вправо, призывая "благословлять эту власть, которая одна
своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной". Неуловимое сходство
характеризует основные политические силы и сейчас – если главный (и единственный)
лозунг монархистов наших дней – "Единой России" - заключается в том, что стране
очень повезло с главой государства и потому надо посвятить жизнь исполнению его
указаний, то не оспаривают этого тезиса и другие партии, по сути также исповедующие
умеренные монархические взгляды. Распространение верноподданных настроений, безусловно,
можно оценивать по-разному, но едва ли кто-то будет отрицать, что за отчетный
период общество стало сильно прихрамывать на правую ножку. Большой вопрос, можно
ли в России не то, что праздновать юбилеи, а вообще говорить о парламентаризме,
подразумевающем не только наличие представительных органов (в каждой стране мира
есть свой хурал или меджлис, но это еще мало что означает), но и контроль над
исполнительной властью. Между тем ответственного министерства в России никогда
не было, и если учесть состав Думы, возможно, это не так плохо.
Некоторые признаки перемен есть – если при царе монархисты часто критиковали
инородцев, обвиняя их во всех бедах России, то сейчас они довольно агрессивно
выступают за толерантность, предают анафеме разжигание розни, правда, в своем
фирменном стиле – путем запретов и преследований. Таким образом, развитие "парламентаризма"
не прошло для России даром и при всех издержках немало обогатило ее политический
опыт – царизму и в голову не могло прийти выплачивать государственные средства
на содержание партий, хотя бы даже особо проверенных и допущенных к работе в Государственной
Думе. Не было при царе и практикуемых ныне выборов по партийным спискам – эта
идея родилась в междуцарствие 17-го года и воплотилась в жизнь на выборах в Учредительное
собрание, разогнанное матросом Железняком в день начала его работы. Гениальным
изобретением можно назвать и запрет агитации, не оплаченной из избирательных фондов;
тем самым признается, что за политические убеждения нельзя не платить, а кроме
того, из предвыборной кампании устраняются неконструктивные высказывания о том,
что все кандидаты являются проходимцами, – претендент, желающий оплатить такую
публикацию, пока избиркому не попадался.
Не останавливаясь на достигнутом, политическая элита продолжает творчески осмысливать
историю развития того, что считается у нас парламентаризмом. На недавней конференции,
посвященной его столетию, высказывались совсем уже новаторские взгляды, например,
о том, что несправедливо недооценен и задвинут на задворки принцип меритократии
– власти уважаемых и заслуженных людей. В этом проявляется преемственность с другим
немаловажным этапом развития народного представительства – заслуженных людей,
с достоинством гремящих государственными наградами, было особенно много на заседаниях
советов разного уровня, что наряду с единодушным голосованием и однопартийностью
было одной из самых характерных примет эпохи. Пока этому препятствует Основной
закон, признающий единственным источником власти многонациональный российский
народ, но конституции принимаются и отменяются, а служить интересам общества приходится
всегда. Рано сбрасывать со счетов и наследие древнерусского веча, которое подтверждало
криками одобрения решения уважаемых людей. Даже для боярской думы знающие люди
находят добрые слова, иногда сравнивая ее с палатой лордов.
Соединив все лучшие достижения разных эпох, можно со временем достичь того, о
чем мечтали лучшие государственные умы, – стерильного и безопасного парламента,
чуждого великим потрясениям и целиком и полностью ориентированного на служение
великой России. При этом не понадобится прибегать к хитростям непрямых выборов,
цензовым ограничениям и к грязному подсчету голосов – никакая другая партия, кроме
получающих бюджетное финансирование, не сможет приблизиться к думской трибуне
на пушечный выстрел. В этих условиях не нужно унижаться до топорного запрета посторонних
партий, кроме правящей - они могут существовать в каком угодно количестве, но
опасности для общества представлять не будут. Имитация народного представительства,
муляж правосудия, макет свободы прессы являются завоеванием самого последнего
времени – на полный контроль над этими демократическими институтами царское самодержавие
не могло даже рассчитывать, а пролетарская диктатура делала по направлению к ним
только самые первые шаги.
К столетию парламентаризма председатель нижней палаты Борис Грызлов написал книгу
под названием "Восемь российских парламентов", намекая на то, что четыре Госдумы
отзаседали свое при царизме, четыре при демократии, и так будет продолжаться всегда.
Преемственность политического развития в России выглядела бы еще лучше, если бы
деятельность дореволюционных думцев не прекратилась по не зависящим от них причинам.
Не важно, являлись ли они виновниками позднейших эксцессов или только их жертвами,
но слишком отрываться от избирателей - не очень хорошая традиция, и Россия в этом
отношении не исключение. С Борисом Грызловым трудно не согласиться в том, что
"власть, которая не умеет прислушиваться к мнению народа, обречена на роковые
исторические ошибки". Есть еще время совершить много новых - до истечения срока
полномочий депутатов 4-го созыва (как выражались до революции, Четвертой Думы)
осталось больше года.
